«Возьмите у него талант
и дайте имеющему
десять талантов»
(От Матфея)

На обед Седой раздаёт пАйки: два сухаря, кубик сала, полкружки воды. Свою кружку Седой даёт мне, а он и Тарас пьют из одной. Раздавая пАйки, Седой пытается подложить Тарасу сухари потолще, из-за богатырской комплекции, Тарасу голодать труднее. Но Тарас басит обиженно:

-- Тю! Подывыс! Чи тэбе повылазыло? Хлеборез хренов! Це нэ по товарищески…

И берёт маленькую пайку, которую Седой приготовил себе. Оставшись с большой пайкой Тараса, Седой смеётся:

-- Значит, по товарищески, это когда всем поровну, а хлеборезу – больше?!

И отдаёт большую пайку мне. Я молча её хрумкаю, понимая: возражать бесполезно, -- я младший. После обеда Тарас и Вася, заявив: «Час кантовки – год здоровья», -- забираются в кубрик, а Седой продолжает изготовление дорожных шахмат, которыми можно будет играть на ходу. Затачивая на плоском камне гвозди и куски стальной ленты от обивки ящиков, Седой этими самодельными инструментами строгает, пилит, сверлит… Нарядная шахматная доска собрана из разноцветных кусочков дерева. Сидя рядом, я восхищённо слежу за его ловкими пальцами, в которых рождаются изящные фигурки.

-- А я, Рыжик, не только в Сорбонне учился, -- говорит Седой, заметив моё восхищение, -- жизнь меня и до Сорбонны учила. Чтобы в Сорбонне учиться, надо деньги иметь… Клиентом Парижского банка я не был, в гражданской войне не участвовал, пособие ни из Фонда, ни из Союза офицеров мне не светило. Работал я электриком и краснодеревщиком. Думал, -- пригодятся мои профессии в России… но «товарищам» понадобился зек, а не мужик мастеровой… за то «спасибо партии родной»… а скольких талантливых, вернувшихся в Россию, сразу расстреляли! -- «именем советского народа»?!

Желая помочь Седому, я забиваю деревянный шпинёк в фигурку ферзя. А фигурка, в которую столько вложено труда, -- хрусть… Покраснев, зажимаю фигурку в кулаке. А Седой улыбается:

-- Не переживай…и так бывает, когда «усердие умение превозмогает», как говорит Прутков Козьма.

Поезд шпарит без остановок, -- станции только мелькают. Гулко грохочет деревянная коробка вагона, жестко вздрагивая на рельсовых стыках, но, если сидишь с собеседником голова к голове, -- разговаривать можно. Видимо, Седой заметил, что я побаиваюсь угрюмого Тараса. И сейчас, когда грохот вагона изолирует нас от кубрика, Седой спрашивает:

-- Ты «Ночь перед рождеством» читал? Тарас – тот же кузнец Вакула! – весёлый мужик и добряк. А юморок – ого-го! Будто простачек… а ты бди! И палец в рот ему не клади! Себе на уме мужик: пошутит, -- а как крапивой по голой жопе! Сам же под наивняка хляет. А угрюмость -- от зоны. В зоне улыбаются слабакИ, которые жалость клянчат. Улыбка на зоне значит: «не тронь меня – я слаб и не опасен!». Такими помыкают. А хмурость на зоне: «тронешь – убью!». Таких либо ломают, либо уважают. Зона круто людей меняет, а Тарас шесть лет зону топтал, всякого лиха по ноздри хлебал. Даст Бог – отмякнет на воле. Отпустит его зона, как болезнь, и улыбнётся Тарас.

Так вот, мудрейшая эта книжка – «Вечера на хуторе…»Есть там рассказ «Страшная месть», который заканчивается словами: «ибо для человека нет большей муки, как не мочь отомстить». Ты представь, сколько миллионов русских людей корчатся сегодня в муках, как Петро из того рассказа! Корчатся, как и он, не в силах подняться, чтобы мстить!! И в бессильной злобе грызут себя, как не отомстивший Петро грыз свои кости! Но придёт тот час, когда затрясётся земля русская, поднимутся не отомстившие и не отомщённые! Поднимутся они – страшные в своей беспощадности!! Мечтаю я о том часе и… боюсь его, ибо будет он страшней Апокалипсиса.

А связан этот рассказ Гоголя в моей памяти с приятелем во Франции – Иваном Алексеевичем Буниным. Здесь, в СССР, о таком писателе, небось, не слышали. А в эмиграции его все знают -- талант! Закончил он недавно роман «Жизнь Арсеньева». И есть в том романе строчки, которые я, не согласный с Иваном Алексеевичем, подчеркнул и несколько раз перечитал, а потому запомнил. Слушай!

«Страшная месть» пробудила в моей душе то высокое чувство, которое вложено в каждую душу и будет жить вовеки, -- чувство священнейшей законности возмездия, священнейшей необходимости конечного торжества добра над злом и предельной беспощадности, с которой в свой срок зло карается. Это чувство есть несомненная жажда Бога, есть вера в Него. В минуту осуществления Его торжества иЕго праведной кары, Он повергает человека в сладкий ужас и трепет и разрешается бурей восторга, как бы злорадного, который есть на самом деле взрыв нашей высшей любви к Богу и к ближнему…»

Показались мне эти строки противоречивыми и жестокими. Но, прочитав их несколько раз, понял я, что критика моя была не уместна, ибо рождены они озарением и идут не от писателя, а ЧЕРЕЗ него – от Бога! Не спроста же в Новом Завете говорится:

«Ибо праведно перед Богом – оскорбляющим вас воздать скорбью»! (2Фес.1:6).

А на востоке говорят: «Радость мести -- самое чистое и благородное чувство, которым отличается человек от животного» И понатуре, все другие чувства человека не отличаются от чувств животных. Любовь и дружба – чувства животные: при всей их красоте, они не бескорыстны и побуждаются инстинктами продолжения рода, совместной охоты, защиты потомства… Коллективизм, -- это вульгарный скотский инстинкт стада. А поощряется он советской властью потому, что управлять стадом легче, чеминдивидуалами!

Совершенно чиста от корысти и инстинкта только ненависть. Она биологически необходима для очищения рода человеческого от выродков, а потому ни одно из других чувств не мобилизует силу и энергию так, как она! Но не надо путать рассудочную ненависть с безрассудным гневом, отключающим сознание. У юристов есть термин: «состояние аффекта», -- когда и убийца становится неподсуден. Гнев – животное чувство, а ненависть – человеческое. Не спроста говорят на Сицилии: месть, как заливная рыба, -- вкусна, когда холодна!

Интересно, что ненависть не только удесятеряет силы, но и делает человека неуязвимым! Об этом знали викинги. Перед их неуязвимостью и жестокостью трепетала средневековая Европа! Самых свирепых и неуязвимых викингов называли – берсеркиеры. Многократно усиливчувство ненависти отваром ядовитых грибов, одев на голову сташный рогатый шлем, сняв с себя одежду и бросив щит, берсеркиеры, с топором и коротким мечом, голые кидались на закованных в броню рыцарей, вооруженных копьями и тяжелыми мечами! Не сомневаясь в своей неуязвимости, берсеркиеры первыми поднимались на крепостные стены, встречая удары мечей и копий не защищённой грудью! Ужасны были на совершенно белом лице, искаженном яростью, чёрные от расширенных зрачков, глаза берсеркиера, налитые кровью. Один вид и хриплое завывание берсеркиеров: «Ооодин! Ооодин!! Ооодин!!!», -- наводили ужас на храбрейших рыцарей Европы! Мышцы берсеркиера наполнялись сверхъестественной силой, движения были молниеносны, а зловеще побелевшая кожа, как это ни странно, становилась неуязвима для стрел, мечей и копий!!...

Был у меня в Париже знакомый – тихий, робкий штабс-капитан, а в прошлом – участник корниловского «Ледового похода». Не перестаёт он удивляться тому: как же он, до похода подверженный множеству болезней, нуждавшийся в тепличных условиях и диете, не только не болел во время этого беспримерного по трудности и жестокости боев зимнего похода армии, состоящей из офицеров добровольцев, движимых ненавистью к большевикам, но, даже, излечился от всех хронических болезней?! Вот что делает с человеком долго длящаяся ненависть, особенно – коллективная!

Хорошо описал ненависть Александр Дюма в книге «Граф Монте-Кристо», где изощренная изобретательность в способах мщения рождалась и оттачивалась многолетней ледяной ненавистью… В начале разговора о ненависти я привёл цитату из Бунина о рассказе Гоголя. А сейчас я повторю её:

* * *

Закончив вырезать фигурку ферзя, Седой, крутит её в пальцах и продолжает:

-- Но не только радость мести даровал Бог человеку. Удостоил Господь человека величайшим счастьем – счастьем творчества, недоступным ни одному живому существу, кроме человека! Дал Господь человеку священный восторг перед творениями рук своих. Во Франции знавал я многих талантливых художников. И не раз удивлялся не соответствию их заурядных умов человеческих с потрясающе громадным интеллектом, заложенным в их творениях. Это не анекдот, что когда актёру грубо сказали, что он дурак, актёр спокойно переспросил: «А – актёр?». И оппонент развёл руками: актёр был божественно талантлив! Каждый талант, завершив работу, замирает в восторге перед своим творением, удивляясь тому, что он создал своими руками. Но каждый талантливый художник подсознательно понимает, что это создавал не он, а его рукой владело вдохновение свыше. Если бы художник создавал своё творение только сам, по своим замыслам, то, используя профессионализм, создал бы он что-то более конъюктурное, а не то, за что люди обругают его сегодня, чтобы восхититься через сто лет.

Каждому талантливому творцу знакомо удивление, растерянность, даже чувство беспомощности, когда создаваемые им персонажи, под его же рукой! -- оживают и диктуют художнику, какими быть надлежит им. А то заговорят своим языком, а не языком автора, да ещё и не про то, что хотел сказать автор! У талантливого творца, созданные им творческие образы живут по-своему и совершают поступки, не предусмотренные их создателем! Я уверен: Бог, создавая Адама и Еву, не думал, что они, вместо пения псалмов, займутся любовью за кустиком!? Мне, как художнику, понятна великолепная творческая «ошибка», при которой создание Творца, рождённое в Духе, стало более самостоятельным, более совершенным, чем то, что задумал Творец! И от понимания этой «ошибки», моё благоговейное преклонение перед Творцом Всевышним становится ещё более восторженным!

Уверен я, что Бог общается с людьми не через лицемерно добродетельных служителей церкви, а через весёлых и грешных, зато искренних, служителей искусств, которым вручает Господь Свой Великий дар – талант! Ведь «ни одно произведение искусства не создано служителями церкви!» Это утверждение не моё, а церковного изувера Савонаролы, который, гордясь этим фактом, и ссылаясь на него, уничтожал тысячи гениальнейших произведений искусств, часто вместе с их создателями!

А творчество человека творца не от поповских заказов, а от Творца Всевышнего! Поэтому у творца не должно быть начальства, которое руководило бы его творчеством, указывая, как надо, а как не надо! У творца земного один авторитет – Творец Всевышний, вручивший ему талант.

Но, не дай Бог, если художник использует Дар Божий – талант, -- ради корысти! Страшная кара ждёт его --лишение таланта! Вместо таланта, остаётся у отступника только наработанное мастерство ремесленника! Как в повести Гоголя «Портрет», где художник Чертков… да что Чертков, -- образ, созданный гением Гоголя! Вот тебе история живого, всем известного писателя Алексея Николаевича Толстого, который, обидевшись на эмиграцию, стал холопничать у НКВД, изнасиловав незаурядный талант. И родился от этого мерзкого насилия откровенно ублюдочный роман «Хлеб». И это после такого шедевра, как «Хождение по мукам»!?... Да как же теперь, после «Хлеба», сможет он закончить давно начатого «Петра»??? Жалко… Не паршивца писателя жалко, а талант его!

Жалко, что не будет третьей части «Пётра» и тех великолепных книг, которым уже не суждено родиться под пером этого, когда-то, гениального писателя! А сам-то писатель жив, здоров, получает ордена и из кормушки пролеткульта лакает французский коньяк, заедая икрой. И очень нравится Толстому то, что советская пропаганда возвела его в чин «графа», хотя за рубежом он даже не дворянин, потому что «байстрюк»! За почёт и сладкую жизнь, вылизывает этот ублюдок задницу Берии, восторгаясь Беломорканалом. Бывший честный человек, бывший талантливый русский писатель, стал жалким угодливым холуём, процветающим по-советски, то есть, по-свински: обжираясь деликатесами, упиваясь импортными винами на глазах крестьян, умирающих с голоду. Не пережил талант такое надругательство! Талант его погиб…

Так же погубил свой талант Александр Фадеев. Есть у него большой задел после «Разгрома», – великолепный, но не законченный романище «Последний из удэге». Но засосала писателя трясина почестей, парадной шумихи и когда возглавил Фадеев Союз писателей, став, заодно, сексотом НКВД, то сказал я на собрании русских художников и писателей в кафе «Максим»:

-- Господа! «Поледний из удэге» -- это последняя судорога гибнущего таланта. Фадеев – уже не творец, не увлечённый своим трудом писатель, а проститутка -- политическая дешевка! Невозможно быть писателем и угодливым чиновником! Такое пышное раздвоение не для творца, а для дамской задницы! Если сексоту Фадееву, отправившему на расстрел сотни честных писателей, не хватит мужества самому застрелиться, то он сопьётся, как и скотина гебушная -- Алексей Толстой… Живы будем – будем посмотреть: прав ли я? Ведь, иногда, кое у кого, совесть просыпается. Написал Маяковский: «И жизнь хороша, и жить хорошо!», и… застрелился! -- перечеркнув этим поступком пролетарский пафос своего творчества. Не захотел он спиваться по тихому, как Гайдар и другие литературные подонки. Выстрелив в страдающее сердце смелого, оригинального поэта, отрёкся Маяковский этим выстрелом от верноподданнической шелухи в своём творчестве. А поэзия… его поэзия – ого! – будет ещё будоражить сердца романтиков!»

-- Седой, я часто слышу, что писатели спиваются. А бывают писатели не пьющие?

-- Бывают… но они такие скучные, что их не читают. Пьют писатели по чёрному, подстегивая, или пытаясь вернуть исчезающий талант. Хотя и не все… вот, Великий Пролетарский и начинал пить, и бросал пить, а всё одно -- копЕц Горькому! Как писателю, так и человеку. Похоронили недавно его, как человека… а как писателя похоронили гораздо раньше. Умер писатель Горький в тот день, когда слабый человек Горький, став литсотрудником НКВД, со штатом холуёв и секретарей, поселился в самом роскошном московском особняке Рябушинского. Отныне он стал работать под диктовку палачей НКВД, создавая по их заказу людоедские шедевры под общим эпиграфом: «Если враг не сдаётся – его уничтожают!» Миллионы людей расстреляны без суда под этим лозунгом, потому что критерий «врага» определяется в СССР каждым подонком, для которого враг -- талантливый, а то, просто, порядочный человек! И во что превратился талант Горького!?...Позорище!! «Великий пролетарский» стал писать свои благоглупости языком более убогим, чем у газетных холуёв! А вскоре и совсем потерял умение писать, даже на уровне школьных сочинений! Но, с дикой одержимостью, он писал и писал толстенные графоманские романы, романы без мыслей, без ярких слов и образов, писал убогим канцеляритом, не понимая: насколько они глупы, бездарны!! А госиздат продолжал печатать их огромными тиражами и платная свора критиков трубила хвалу гениальности Горького. На примере советских писателей можно понять: человек, получивший талант от Бога, должен быть сильным и храбрым, чтобы уберечь талант от мерзавцев, желающих использовать его в своих пакостных целях. Даже, если придётся погибнуть, как Маяковскому, Есенину…

Велико таинство вручения таланта Господом. Но механизм лишения таланта понятнее. Каждое произведение искусства воздействует не только на зрителей, или читателей, но преображает душу самого творца. Если совершенное произведение облагораживает, обогащает и возвышает душу своего создателя, то халтура и угодничество, оскверняя душу творца, убивают талант. Не живёт талант в загаженной душе! Потому-то «гений и злодейство НЕ совместимы!» Читатель может избавиться от дрянной книги, используя её в сортире и для растопочки, но писатель, как Пигмалион, обречен на вечное сожительство со своим творением и в душе, и в духе! И с тем, чем гордится, и с тем, чего стыдится. Представь Бога, который от Своего Духа бе-ережно драгоценный листик таланта оделяет и с радостной надеждою писателю вручает, а тот, подтеревшись Божиим Даром, приносит Богу такой перл, как: «Если враг не сдаётся» Каково Богу? На что Ончасть Духа Своего, -- потратил!?

Так что, Сашок, с талантом надо обращаться уважительно.Это – нетвоя собственность. Талант даётся Богом взаймы, чтобы человек, преумножая и увеличивая этот Божественный дар, отдавал его Богу с большими процентами! Так говорится про таланты в притче Иисуса Христа от Матфея... Каждый талант – от Бога! Муза – не наложница, которую можно ставить в любую позу по настроению. Для художника Муза – госпожа! Богиня!! А богиней, как и Богом, торговать не рекомендуется. Не принесли счастья ни чечевичная похлёбка, ни тридцать серебряников. Если прозаик, потеряв талант, ещё что-то кропает, на уровне серого журналюги, за счёт наработанной писучей техники, то для поэта, вкусившего творческий восторг от обладания крылатым словом… для поэта потеря таланта – потеря всего! Потеря жизни!!

* * *

И трагедия Александра Блока после поэмы «Двенадцать»... Стоп машина! Малый назад! Здесь не просто, как у других… Ведь, поэма – лучшее из творений Блока! «Сегодня я гений!» -- написал Блок в дневнике, после окончания поэмы. А её не поняли…никто не понял! Не доросли. По революционности поэма близка к Евангелию, где революционер Иисус Христос говорит:

«Думаете ли вы, что я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение; Не мир пришел я принести, но меч; огонь пришел я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Мф.10:34;12:51)

И так далее – о разделении людей на злаки и плевелы и очищения их в огне, как чистят золото… Диктовалась поэма «Двенадцать» ненавистью поэта к тупым, самодовольным буржуа, поклонникам жлобской религии «Золотого Тельца», и отвращением поэта ко всему свинскому укладу «русского капитализма». Эта ненависть привела Россию к очищению от буржуазного жлобства – к Октябрьскому перевороту.

Но после Октября эта поэма оказалась не уместна. Читающая Россия, отравленная нигилизмом, прогрессизмом и атеизмом, восприняла поэму, как угодливое прославление хулиганствующих анархистов. А тут ещё и агитпроп растиражировал фрагменты поэмы на плакатах и Блок предстал перед Россией автором убогих большевистских агиток: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!», «Шаг держи революционный! Близок враг неугомонный!», «Вперёд, вперёд, рабочий народ!»… И те дэ, и тэ пэ… Строчки, оторванные от текста гениальной поэмы, похабненько кривлялись на загаженных заборах голодных, замерзающих городов, как апофеоз пролеткультовского убожества. А под ними стояло имя великого поэта!!

Непонимание поэмы читателями и разочарование поэта во всех и всём, день за днём убивали веру поэта в свой гений и любовь к своей поэме. К комиссарам поэт не примкнул – претил ему их невежественный фанатизм. А самодовольная русская интеллигенция не доросла до понимания этой поэмы. Не во всём я согласен с Лениным, но под словами его: «Русская интеллигенция – СПЛОШНОЕ говно!» -- подпишусь обеими руками! Такие, как Блок – редкие жемчужины в навозной куче российской интеллигенции. Далёкая от народа, упёртая рылом в нигилизм, не поняла и не приняла русская интеллигенция ни Новый Завет, ни революцию. А каким местом русские нигилисты и прогрессисты смогли бы понять Блока, зная о Христе только в лживой поповской интерпретации??!

Помолчал Седой, задумчиво перебирая шахматные фигурки. А когда заговорил, вроде, бы о другом:

-- Каждый творец, должен помнить о том, что его талант «выше мнений света»!Ибо каждый талант -- от Бога! Если бы понимали это Пушкин и Лермонтов, если бы плюнули они в похабное рыло «мнений света», от которого воняло поповщиной и охранкой! – если бы не шли на поводу у тупых великосветских подонков -- сексотов охранки! Для того, чтобы, в угоду обществу, пойти на дуэль с подлецом, -- ума не много надо. А для того, чтобы, отвергая мнения признанных авторитетов, каждый день всходить на Голгофу и проповедовать, сквозь плевки и ругань, глядя в упор на злобные тупые рыла верноподданных обывателей, уважающих не Бога, а общественной мнение, служащих не Богу, а попам и охранке – вот, для этого надо стать личностью! Личностью, мнение которой «выше мнений света». Как говорил Апостол Павел:

«Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы, или как судят другие люди… судия же мне Господь» (1Кор.4:3,4).

Или, как говорил один известный комик: «Плевал я на ваши мнения. У меня их и своих девать некуда!» Увы, поэт от Бога Александр Блок не поднялся «выше мнений света» -- выше лакейского мнения русской интеллигенции. Ошельмованный, оставленный друзьями, Блок раскаялся в том, что написал «Двенадцать». А это -- хуже самоубийства: лучше отказаться от жизни, как Маяковский, чем от того, что ты создал! Лучше уйти «в мир иной», чем предать своё творчество, устыдившись его! Устыдившись!! Когда Апостола Павла стыдили «порядочные люди» за то, что связался он с бродягами, учениками распятого преступника, он отвечал:

«По сей причине я и страдаю так; но не стыжусь. Ибо я знаю, в Кого уверовал» (2Тим.1:12).

Устыдиться кого-либо, значит, предать, отречься! Когда Блок устыдился своей поэмы – в тот миг свершилось Ужасное: оскорблённая Муза покинула Поэта!! Исчез его поэтический дар!

Блок пытался реабилитировать своё творчество новыми стихами. Но! За три года, три кошмарных года!! -- поэт не написал ни одного стихотворения! Неординарных мыслей, записаных в тетрадь, было – на несколько больших поэм! Но слово… слово перестало нетерпеливо проситься на бумагу! В тоскливом отчаянии проходили годы… три года каждый день с утра, на что-то ещё надеясь, поэт садился за работу, а вечером с яростью рвал бумагу исписанную рифмованной убогой жвачкой. Будто бы, вместо поэта, трудилась дюжина графоманов! Разорванные листы бумаги слоем покрывали пол в комнате, а Блок ходил из угла в угол, страдая бессонницей. Последние полгода в отчаянии, смотрел Блок на единственную написанную строку стихотворения: «Зачинайся, русский бред…», -- чувствуя, как безумие поглощает разум. Он уже не рвал бумагу – он не писал. Врачи категорически запретили поэту писать. Он сидел за столом и… плакал. Блок хотел жить, но творить он хотел ещё больше! Он боролся с собой, с неврозами, с поглощающим разум безумием. Боролся, желая творить, боролся отчаянно, до самой смерти, пытаясь написать хотя бы одно… только бы одно!!! -- стихотворение… и – умереть. И ни один врач не поставил диагноз: что за недуг разрушал тело и душу великого поэта? А это была тоска…смертная тоска по покинувшей его Музе!

Нельзя заниматься творчеством, не чувствуя каждый день уверенность в том, что ты – гений! Если ты творец, то каждое утро изволь вставать озабоченным мыслью: «Вставайте, граф, Вас ждут великие дела!», как это делал Экзюпери; потом весь день вкалывать, как ломовая лошадь, чтобы лечь спать радуясь, как Пушкин: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный!» Каждый творец должен быть уверен, что он о себе вправе сказать то же. Лев Толстой написал графоманам: «Если можешь не писать – пожалуйста, не пиши!».

* * *

Талант – дар от Бога. А Бог неистощим в творческом разнообразии. Поэтому каждый талант неповторим и каждый талантливый творец должен восхищаться своим талантом. И ТОЛЬКО СВОИМ! – ибо это подарок от Бога только ЕМУ! Не дай тебе Бог, хотя бы подумать, что твоя муза – старая, ленивая, глупая баба и хорошо бы поменять её на более шуструю девочку, как у удачливого коллеги… Муза, -- женщина и такое она не простит!! Но творец должен не только любить свой талант и гордиться им, радуясь ему, а не завидуя, как Сальери, но, главное, творец должен трудиться, совершенствуя и умножая свой талант, как в притче Христа у Матфея. Не подражать другим и «умные советы» не слушать! Критики, не способные творить, но поучающие, как это надо делать, с учетом конъюнктуры, – подлейшая разновидность человеческая! Как сказано в Новом Завете:

«не сообразуйтесь с веком сим, а преобразуйтесь обновлением ума вашего»! (Рим.12:2).

Возрастать надо своим умом и творить без оглядки на конъюнктуру и советы! Не пользоваться талантом для низменных целей, например, -- для заработка. Талантливые творцы плохо кончали, если шли на компромиссы с критиками, или скотскими вкусами толпы и, чтобы заработать на таланте, втискивали свой оригинальный дар в прокрустово ложе запросов заказчика, как гоголевский Чертков. А откуда приходит к художнику талант, куда он исчезает? – за ответ на эти вопросы многие отдали бы всё и душу! Отгадка же в словах: «Талант – от Бога». А значит, талантливый художник творит не сам:

«потому что Бог производит в нас и хотение и действие по Своему благоволению». (Фил.2:13).

Рукою человека творца, творит Творец Всевышний! Поэтому талантливое произведение искусства всегда интеллектуально выше своего создателя!

Творчество – это общение с Богом! Любимец Муз -- Пушкин, удивляясь тому, что рождалось под его пером, восхищенный им же написанным, бегал по дому, восклицая в радостном недоумении: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» Первым талантливость произведения видит его создатель и удивляется своему созданию! И правильно удивляется: если бы это не было чудом, то каждый, овладев необходимой для творчества техникой, создавал бы шедевры. Например: каждый школьник, научившийся грамотно писать, писал бы, как Пушкин. У двенадцатилетнего Лермонтова, уже обладавшего даром пророка, есть стихи о художнике, удивившемуся совершенству своей картины:

Своим искусством восхищенный

Он пред картиною упал!...

Страшная сила, отлучающая творца от его таланта, – самогипноз и самая подлая профессия – это критики, убившие не один, ещё не окрепший, талант! Талант творца не могут увидеть современники. Свинья – животное без шеи. Белинские подобны свиньям под дубом, которые не способны взглянуть вверх и увидеть совершенство на высоком для них уровне. Они видят искусство на уровне своего хрюкающего мировоззрения.

Сервантес, Бах, Моцарт… сколько гениев умерли в нищете и БЕЗВЕСТНОСТИ! При жизни их творения считались даже не посредственными, а бездарными! Никчемными!! Пушкин, прозябал в оскорбительной бедности: его язык считали убогим, непристойно вульгарным и продавцы книг не хотели продавать его книги. И в шутку корил Александр Сергеевич себя:

… уже пора давно

Мне научиться сочинять

Прилично и умно.

А сколько нищих художников, произведения которых ныне украшают самые знаменитые музеи и оцениваются миллионами долларов, рисовали свои шедевры для украшения стен сельских трактиров, чтобы этими «картинками», расплатиться за бобовую похлёбку?!

Будто бы, все их современники были слепы и не видели талантливость этих картин!? Да! – истинно, -- слепы!! -- потому, что талант принадлежит не настоящему, а будущему и талантливость произведения современникам не видна! Так Господь оберегает талантливого творца от суеты богатства стеной непонимания его творчества современниками. На таланте не зарабатывают, ТАЛАНТ – ТЯЖКИЙ КРЕСТ, который несут достойно! Но страшным бывает наказание тому, кто «зароет талант в землю», -- откажется от Божественного дара, чтобы избежать труда и гонений, и этим порвёт связь настоящего с будущим! Ибо прозорливы слова Велемира Хлебникова: «Родина Творчества – Будущее»! Там, в другом времени, находится всё то, что характерно для таланта! Потому и не виден современникам талант. И рукоплещет толпа, во главе с критиками, только посредственностям потому, что они понятны и видны толпе. Но, Слава Богу, приходит время, и люди вдруг начинают видеть огромный талант творца, на могиле которого грустная эпитафия: «Ещё не известный, но уже покойный…».

Конец главы 4.

Роман "СЕДОЙ". Глава N4. Талант.

Роман "СЕДОЙ".
Глава N4. Талант.